Сергей Татаринов: Долги наши тяжкие

Рубль в дыму отечества. Николай Репнин.

А кто ж тот человек, через руки которого проходили такие огромные деньги? Николай Васильевич Репнин (1734–1801) – князь, генерал-фельдмаршал, известный полководец, крупный дипломат, генерал-губернатор ряда провинций. Активный участник русско-турецких войн. Будучи военным губернатором в Польше и Литве, Репнин обладал большим опытом в финансовой сфере. Он, например, вел переговоры по вопросам урегулирования задолженности польской аристократии голландским банкирам, в частности, некоему Peter der Haan из Амстердама (Россия впоследствии взяла на себя обязательства по урегулированию этих долгов, и к этому вопросу мы еще вернемся). (Marten G. Buist. At spes non fracta. Hope & Co. 1770–1815. Merchant bankers and diplomats at work.).

Но кому везет в любви (да, он тот самый Олоферн), не всегда везет с деньгами. Не везло и фельдмаршалу. Символично, что Н. В. Репнин также очень хотел занять в 1772 г. денег в Нидерландах: 120 тыс. руб. на 20 лет под 4% годовых. И был намерен испросить на это высочайшего разрешения. В обеспечение князь был готов предоставить доходы со своей деревни Галицкая, которая приносила ему 11 тыс. руб. в год. Так, в письме от 10/21.06.1772 г. к известному государственному деятелю и дипломату графу Никите Ивановичу Панину (1718–1783) из Ахена он пишет: «Если б по каким резонам, неизвестным мне, сей заем в чужих краях не получил высочайшего соизволения, то можно ли мне осмелиться, такого же займу и на таком же основании просить из какой-либо нашей государственной суммы или банку, хотя по пяти процентов, как то в последний раз многим давано было». (Сборник Императорского Русского Исторического Общества.)

По вопросу кредита Репнин встречался с представителем Гопе: «Я о сем деле здесь говорил с Гопом, племянником славного амстердамского богача, и записку ему о сем отдал. Он мне на сие отвечал, что их дом в оное учреждение вступит и желаемую сумму на основании моего расположения мне дает с тем, чтоб все нужные верности от меня даны были, между коими он требует, чтоб дом петербургский Риттера и Торнтона по сем деле поручился, который он полномочным своим учредит, желая при том справку получить о моей деревне, подлинно ли она моя, что с нея доходу, и чего она стоит». (Письмо Панину, август 1772 г., Спа. Там же.) И далее: «Ездил я однако ж в Амстердам для свидания с Гопом касательно до желаемого мной займа денег, он письменно ко мне отозвался… Против моего прожекта, г. Гопа, вмещая награждения антрепренеров, куртаж и прочие издержки, еще убытку мне делает 24 т. р., хотя впрочем дает более времени к извороту». (Письмо Панину, сентябрь 1772 г., Гага.)

Репнин же, по воспоминаниям его адъютанта Ф.П. Лубяновского, вообще и в армии «жил на походную ногу, все же как Русский боярин. Не было у него блеску для глаз, роскоши, пышности; но были довольство во всем и приличие… В два часа пополудни к столу выходил. Стол его в Гродне каждый день накрывался на 120 персон; но и то еще иногда адъютантам за столом не было места… На конюшне его было до сорока верховых лошадей; но за старшими и за гостями часто недоставало их для всех адъютантов. В 8 часов вечера приходил в гостиную к княгине, у которой десятка три-четыре дам и мужчин каждый день ужинали; в 11 часов оставлял общество. Два раза в неделю были балы; приезжали в Гродну на балы из Варшавы и Львова». (Воспоминания Федора Петровича Лубяновского.)

Таков был русский стиль, как не впасть в долги? Но иначе жить было невозможно: положение обязывало. Вот только и оставалось честному солдату, глядя на дымки, поднимающиеся над крышами избенок его фамильной деревеньки, мечтать о заграничном кредите, хотя и был он ему явно не по карману. Я даже не могу написать над печными трубами, ибо, скорее всего, избы были курными и топились «по-черному»…

«Отечества и дым нам сладок и приятен…»