Торговый реванш Трампа 2.0?

Фото: Qwen

Весной 2025 года Дональд Трамп решил снова в реку дважды, вернувшись к одной из главных черт своего первого срока. Он вновь разжег масштабную глобальную торговую войну – только теперь с важным отличием. Если раньше его главной целью был Китай, то теперь под прицелом оказались и давние союзники Штатов.

Прошло уже четыре месяца с начала этой новой экономической кампании. Что же произошло за это время? Какие страны больше всего пострадали? И как сейчас развивается этот конфликт на фоне предстоящего раунда новых тарифов? Давайте разберемся.

Первый акт тарифной драмы

Первый залп в этой возобновленной торговой войне прозвучал стремительно. 2 апреля 2025 года – дата, которую СМИ поспешили окрестить «Днём освобождения» – Белый дом применил чрезвычайные торговые полномочия, наложив 10% пошлину на почти весь импорт в США, за исключением некоторых товаров из Канады и Мексики по USMCA. Основной прицел, как и прежде, был направлен на Китай, но и союзники тоже не избежали удара. Импорт из Мексики и Канады был обложен тарифом в 25%, хотя давление со стороны политиков вскоре привело к частичной отмене этих мер.

Рынки отреагировали нервно. Индекс S&P500 в считанные дни упал более чем на 12%, а доходность облигаций резко подскочила – инвесторы явно переоценивали связанные с этим риски. Уже 8 апреля Трамп предложил повысить тарифы на китайские товары до 125%, что сделало общую ставку около 145%. Китай ответил зеркальными мерами, а пошлины на американский экспорт достигли тех же 125%.

В середине мая наступило некоторое затишье: в Женеве удалось договориться о снижении тарифов США на китайский импорт до 30%, а Китай сохранил среднюю ставку около 10%. Трамп назвал это «историческим соглашением» и впоследствии установил долгосрочный уровень тарифов на китайские товары примерно в 55%. Между тем тарифы на автомобили, металлы и прочие товары из Канады, Мексики и других союзников уже начали действовать с начала года. К апрелю средний американский импортный тариф достиг почти 27% – что, по-видимому, стало самым высоким уровнем за последние сто лет.

Хотя появились юридические споры вокруг чрезвычайных полномочий Белого дома, пошлины пока остались в силе. Этот этап, без сомнения, возродил агрессивный протекционизм, ударивший не только по стратегическим конкурентам, но и по долгосрочным партнёрам.

Разумеется, критика не заставила себя ждать. Аналитики предупреждали о рисках для экономики, а Джером Пауэлл отмечал, что реальную цену тарифов платят отечественные производители и потребители. К июню Трамп приостановил некоторые меры и заключил ограниченные торговые сделки, однако напряжение в экономике остается.

Партнеры в зоне риска

Вторая волна тарифов распространилась далеко за пределы Китая, ударив по ключевым союзникам и вызвав дипломатические трения и экономическую нестабильность. Тарифы апреля 2025 года коснулись Канады, Мексики, Евросоюза, Японии и Южной Кореи – все они уже испытывали обеспокоенность нестабильной торговой политикой Вашингтона.

Канада и Мексика, хоть и являющиеся партнёрами по USMCA, столкнулись с тарифами до 35% на такие категории, как автомобили и электроника. Несмотря на исключения для некоторых секторов, включая энергетику и сельское хозяйство, обе страны подали жалобы в ВТО и пригрозили ответными мерами против американских сельхозпродуктов и промышленного экспорта.

Европейский союз ответил решительно – введя зеркальные тарифы на американские товары, включая бурбон, мотоциклы и технические компоненты. Кроме того, Брюссель ускорил усилия по заключению торговых соглашений с азиатскими и латиноамериканскими странами, чтобы уменьшить зависимость от импорта из США.

Япония и Южная Корея выразили своё несогласие не менее чётко. Сеул, например, предупредил о возможной заморозке оборонных контрактов с американскими поставщиками, если автомобили и полупроводники не будут исключены из тарифных списков. В конченом счете тарифное соглашение с Японией достигнуто.

В сумме всё это можно считать тревожным сигналом: доверие к торговому лидерству США снижается, а ключевые союзники ищут новые глобальные партнёрства, умело обходящие Вашингтон.

Обратный отсчёт до нового акта

После апрельского шока Белый дом на время приостановил дальнейшее ужесточение тарифов, обозначив новый крайний срок – 1 августа 2025 года. Но по мере приближения этой даты риск серьезного разрыва торговых отношений только растёт. Согласно внутренним документам и публичным заявлениям, если соглашений не будет, тарифы могут вырасти до следующих уровней:

• ЕС – до 30% (с текущих около 10%)
• Мексика и Канада – 35% и 30%
• Южная Корея – 25%
• Бразилия – 50%
• Бангладеш, Камбоджа, Таиланд – 35–36%
• Лаос и Мьянма – около 40%
• Общий базовый уровень – 15–20% для всех прочих непредпочтительных партнёров.

Белый дом оправдывает эти меры лозунгами о «экономической справедливости» и «возрождении промышленности». Министр торговли Лутник назвал 1 августа «жёстким сроком», а Трамп в интервью подчеркнул, что «если соглашения не будет, тарифы вступят в силу без исключений».

Но насколько серьёзна эта угроза? Многие аналитики разделены: Goldman Sachs считает эти инициативы скорее переговорным манёвром, чем реальной угрозой. Тем не менее, даже сама перспектива таких тарифов уже влияет на экономику. По оценкам Goldman Sachs, эффективная тарифная ставка США может вырасти с около 2,3% в начале 2025 года до более 20% к 2026 году, если все тарифы будут введены. Fitch Ratings выдвигает похожие прогнозы: до 19,4% после августа и даже выше, если последуют дополнительные сборы, например на грузовики или самолёты.

Рынки явно находятся в состоянии ожидания. Если все тарифы вступят в силу, около 70% американского импорта может ощутить давление в виде повышенных пошлин – это станет самым масштабным всплеском протекционизма с 1930-х годов. Как это отразится на мировых торговых потоках? Вопрос остаётся открытым.

Рынки в режиме обороны

По мере приближения августовского дедлайна компании и инвесторы стараются адаптироваться. Многонациональные корпорации переносят производственные цепочки из Китая, Камбоджи и Мексики, выбирая либо внутренние источники, либо те, которые освобождены от тарифов, чтобы минимизировать риски.

Финансовые стратеги переходят в режим защиты. Пол Стэнли из Granite Bay Wealth отмечает явную смену фокуса на промышленные компании средней капитализации, поставщиков услуг внутреннего рынка и производителей товаров первой необходимости – тех, кто менее зависит от зарубежных ресурсов. Параллельно инвесторы скупают казначейские облигации, долгосрочные долговые бумаги и золото, защищаясь от инфляционных рисков и возможного экономического спада.

При этом ФРС оказалась в затруднительном положении. С одной стороны, тарифы могут стимулировать рост цен, что способно усилить инфляцию, но одновременно тормозить экономический рост, заставляя ФРС снижать ставки. По мнению Брюса Касмана из JPMorgan, регулятор, вероятно, предпочтет подождать, чтобы полностью оценить последствия торговой политики.

Между тем простые потребители уже чувствуют давление. Цены на одежду, электронику и продукты питания неуклонно растут. Исследования Йельского университета и Oxford Economics показывают, что к концу 2025 года среднестатистическая американская семья может потерять около $2800 покупательной способности. Особенно остро это сказывается на розничных сетях и логистических компаниях, где задержки, изменённые маршруты и дополнительные расходы на нормативное соблюдение ухудшают ситуацию.

Что дальше? Взгляд за пределы 1 августа

Приближаясь к критическому сроку, рынки ждут развития событий. Можно ли рассчитывать на продолжение переговоров и отсрочку? Возможно, да, но полностью отказаться от тарифов вряд ли кто-то рассчитывает. Скорее всего, Белый дом будет стремиться к выборочным соглашениям, одновременно позволяя основным тарифам вступить в силу. Можно считать, что это скорее временное перемирие, а не полное разрешение конфликта.

И, пожалуй, главное: торговый протекционизм уже перестал быть эксклюзивной чертой Трампа. Независимо от партийных предпочтений, торговые барьеры становятся всё более привычным инструментом экономического давления. Что же это значит для бизнеса и инвесторов? Вероятно, мы вступаем в новую эпоху политической неопределённости и долгосрочных структурных изменений, где привычные правила меняются на глазах.